Журнальный зал: Новый Мир, 1. СЕРГЕЙ РАХМАНИНОВ. Воспоминания, записанные Оскаром фон Риземаном. Эта книга в свое время (1. Рахманинова, и он согласился на ее издание, лишь зная тяжелое материальное положение О. Microcap 11 Последняя Версия. Стравинского..) Рахманинов в последней корректуре, взяв на себя типографские расходы, выбросил восхваления “самому себе” (книга- то говорит, главным образом, его словами), вписанные переусердствовавшим соавтором, и исправил фактические ошибки, хотя некоторые из них в спешке так и не были замечены. Книга до последнего времени оставалась одиозной для отечественного рахманиноведения (и не переиздавалась на Западе), и потому такой дотошный исследователь, как 3.

Апетян, не включила ни одного фрагмента из нее ни в трехтомник “Литературного наследия” С. Рахманинова (1. 98.

Прежде чем рассказать о встрече и дружбе с Рахманиновым, длившейся пять лет (с февраля 1912 года по июнь 1917), я должна познакомить читателя . Сергей Рахманинов - Воспоминания, записанные Оскаром фон Риземаном. Это монументальное . В первый том "Литературного наследия" вошли воспоминания, статьи. Мы бесплатно доставим книгу «Воспоминания о Рахманинове. Воспоминания о Рахманинове (комплект из 2 книг). Заруя Апетян. Александров А. Рахманиновым · Андрианова-Ряднова Н. Рахманинов в Грузии · Асафьев Б. Рахманинов.

Сергей Рахманинов. Воспоминания, записанные Оскаром фон Риземаном. Апетян, не включила ни одного фрагмента из нее ни в трехтомник . По воспоминаниям друга Рахманинова А. Гедике, знавшего композитора ещё со времён учёбы в Московской консерватории и вплоть до его .

В 2-х томах. Составление, редакция, примечания и предисловие З. Апетян М.: Музгиз, 1961. Воспоминания о Рахманинове, как и всякие другие .

Воспоминаний о Рахманинове” (пять изданий). Закрыв глаза на отношение к ней самого Рахманинова, можно приветствовать этот шаг издательства “Радуга”. И не только оттого, что каждое новое слово о наших выдающихся современниках, будь то Шостакович, Прокофьев или вот Рахманинов, у нас, не избалованных биографической литературой вообще, вызывает неподдельный интерес. Нам дана возможность услыхать голос самого Рахманинова — все же он д и к т о в а л эту книгу, — рассказывающего о своей жизни до 1. О. К тому же Рахманинов не оставил мемуаров, и перед нами единственный, пусть условно, но мемуарный документ.

О себе Рахманинов говорил, что на 8. В этой же книге он на 1. Некоторые особенности характера Paxманинова здесь прорисованы особенно выпукло: его темперамент, его упорство в работе (или порой наоборот, полное пренебрежение ею, когда она “не шла”), независимость его натуры — последнее полностью совпадает с оценками мемуаристов. Рахманинов и Риземан удачно дополняют кое- что, казалось бы, хорошо известное.

Вот Рахманинов играет в Америке с Густавом Малером. Воспоминаний русских музыкантов о великом Малере, к сожалению, сохранилось так немного, что ловишь каждое слово Рахманинова о нем. То же можно сказать и о беглых зарисовках личности А.

Скрябина — еще один пример человеческой широты Рахманинова, никогда не выступавшего на стороне своей “партии” против Скрябина в 1. Но, конечно, самое интересное — рассказ о студенческих годах, сложные отношения с выдающимся педагогом Н. Зверевым, частным образом воспитывавшим одаренных подростков; воспоминания о П. Чайковском, покровительствовавшем и юному Сереже.

А приводимая в книге реакция музыкантов- эмигрантов на исполнение в Москве в 1. Колокола” и последовавшие затем резкие нападки советской прессы на это уникальное исполнение (Рахманинов тогда ведь ходил в “белоэмигрантах”) воспринимаются сегодня как еще одно горькое, но своевременное напоминание.. Конспективность изложения событий жизни Рахманинова (и Рахманиновым), конечно же, влечет за собой много вопросов, а героизированный облик его самого, некоторый излишний пафос мешают увидеть в нем трагическую фигуру, какой он вынужденно стал, оторванный от родины, вечно не удовлетворенный сделанным. Музыка Рахманинова сегодня переживает у нас бум, свидетельством которого был и первый конкурс пианистов имени Рахманинова.

Думается, ближайшее будущее покажет, кто же такой на самом деле С. Рахманинов: только ли автор двух гениальных религиозных сочинений “Литургии Иоанна Златоуста” (1. Всенощного бдения” (1. О. ГЕНРИХ НЕЙГАУЗ. Воспоминания. Составитель Е. Удивительно живая книга — столько в ней персонажей, говорящих, спорящих вокруг одной, объединяющей их, дорогой для них личности, которую уже при жизни прозвали “Генрих Великий”, — Генриха Густавовича Нейгауза.

Если музыка — некий “скрытый дух”, то именно он, этот дух, помогал многим в те тяжелые годы, когда жил и творил Генрих Нейгауз. Не только ученикам, не только коллегам, но и тому же О. Мандельштаму, написавшему бессмертные строки о “мастере Генрихе”, тому же Б. Пастернаку, А. Габричевскому, многим, многим другим и прежде всего тысячам посетителей его концертов..

В хоре мемуаристов, звучащем в этом сборнике, все голоса как- то очень уместны, милы и трогательны, даже те, которые, вспоминая Учителя и Друга, сбиваются на свою персону (он- де “заметил м е н я”, “похвалил”, “признавал”). Поклонение не превратилось в панегирик, Генрих Густавович не превратился в икону. Видно, громкие слова, пустые похвалы, никогда не льнувшие к Г. Нейгаузу при жизни, не льнут к нему и в книге (заслуга составителя).

Мемуаристы сумели запомнить множество ”конкретного в его внешности, привычках, и разумеется, в воззрениях на искусство и жизнь, на педагогику и исполнительство, запомнить то, что противится всякой “иконописи”. Горностаева пишет о раздражительности Г.

Нейгауза на студентов в последние годы его работы в Московской консерватории и о том, как это раздраженное состояние улетучивалось на глазах, лишь только он сам прикасался к клавишам, как преображала его сама музыка, как смягчала его, — возникает образ не просто живой и одухотворенный, но глубоко трагический. Образ этот подкрепляется эпизодом в тех же воспоминаниях, когда Генрих Густавович предстает читающим вслух стихотворение Бараташвили в переводе Пастернака “Цвет небесный, синий цвет..”, как бы обращая его к себе, к своей судьбе. Начальник Объекта Охраны Инструкция. Уникальность Нейгауза- педагога (и шире — всей его натуры), пожалуй, точнее других выразил его ученик, пианист и дирижер Игорь Жуков: “Нейгауз — вершинная точка одной из пирамид, высшая концентрация определенных художественных, философских, нравственных воззрении.

Вершина эта, подобно жерлу вулкана, извергала и излучала столько живительной энергии, что вокруг (и далеко вокруг!) зарождалась н о в а я ж и з н ь”. Сказано абсолютно верно: жизнелюбие артиста питало его педагогику, позволяло находить тех, в ком таилась “новая жизнь”. Это свойство позволило Нейгаузу открыть талант Святослава Рихтера, и не только его одного. Главный его подвиг — воспитание такого количества полноценных талантов, какого не смог дать ни один из его коллег. Имена этих музыкантов и по сей день украшают концертные площадки не только России, но и всего мира.

Генрих Густавович был европейцем и по рождению, и по воспитанию, и по образованию. Он был типичным гуманистом начала XX столетия, каких породил у нас в стране “серебряный век”, а в Западной Европе те же 1. Нужно сказать, что этот гуманизм строился на довольно ограниченной интеллектуальной базе. Веселая Ферма 3 Ледниковый Период Кряк на этой странице.

Скажем, любовь к немецкой культуре XIX и XX веков (в литературе и философии к Т. Швейцеру, Ф. Ницше и другим) заслонила от Нейгауза многие другие пласты мировой и отечественной культуры; привязанность к Шопену, романтикам, Брамсу (хотя и редко, но гениально он играл Баха) сузила музыкальный кругозор — современная музыка осталась вовсе недоступной Генриху Нейгаузу. Эта узость, конечно, была объяснимой (а по сравнению с интеллектуальной базой многих коллег выглядела широтой) и никак не сказывалась она на природном величии таланта Нейгауза — пианиста и педагога. Воспоминания тех, кто знал Г. Нейгауза, дополняют его не публиковавшиеся ранее стенограммы и письма.

Быть может, книге не хватает обобщающей статьи, но хор мемуаристов сам по себе звучит такой чистой “одой к радости”, одой в честь Г. Нейгауза, что останавливаешь себя: а нужна ли здесь какая- то “алгебра”?*III.

Отечественные певцы. Солидный этот том, кажется, стал последним серьезным изданием фирмы, еще недавно славившейся своей превосходной книжной продукцией. Воспоминания. Письма, Материалы”, готовившаяся там, вышла в другом месте.) Аркадий Михайлович Пружанский медленно, но верно долгие годы готовил этот уникальный справочник в двух частях и вот успел (!) выпустить первую. Здесь мы найдем все о русских певцах до 1. Справки даны предельно подробно, начиная от всех артистических имен (во всех браках и все псевдонимы) и кончая списками исполненных партий (в том числе “первые исполнения”) и партнеров. Но не только подробности подкупают, а сама манера изложения артистических биографий — с удивлением обнаруживаем, что энциклопедическую справку, оказывается, можно превратить в увлекательную миниатюру о жизни и деятельности артиста.